Поэтический мир Н. Рубцова
И буду жить в своем народе…
Н. Рубцов
Судьба поэзии Рубцова способна поразить воображение. При жизни его имя было дорого лишь узкому кругу ценителей поэзии; даже в среде профессиональных литераторов реальную ценность его творчества осознавали очень немногие. Но, начиная с середины 70-х годов, за предельно краткий срок поэзия Н. Рубцова обрела поистине всенародное признание. Но особенно удивителен даже не сам по себе стремительный рост славы поэта, а тот факт, что росла она как бы совершенно стихийно. Слава Рубцова и поныне сохраняет столь редкостный характер задушевности и целомудрия: «она не блистает, не ослепляет, но поднимается над нами как живительный свет зари, проникающий в сокровенную глубь нашей духовной жизни», - так пишет в своей вступительной статье «О Н. Рубцове» известный критик В. Кожинов.
Интересно, откуда родом поэт? Какая земля вскормила такой яркий талант?
Николай Рубцов родился 3 январ1936 года в селе Емецк Архангельской области, расположенном на живописном берегу главной реки этого края Северной Двины. Еще в ребяческом возрасте Рубцов пишет свое первое стихотворение:
Вспомню, как жили мы
С мамой родною
Всегда в веселе и в тепле.
Но вот наше счастье
Распалось на части-
Война наступила в стране…
Семилетний Коля после смерти матери оказался в детском доме. Жизнь здесь была и в военные, да и послевоенные очень тяжелой. В Никольском прошли, вероятно, самые важные для становления человеческого характера годы Рубцова – от 7 до 14 лет. Здесь он окончил семилетнюю школу, и, получив в 1952 году паспорт, он не смог уже отказаться от своей мечты и отправился к ближнему морю – в Архангельск. Был он тогда совсем малого роста, щуплый, а его все-таки взяли на тяжелую и неромантическую работу подручного кочегара. Романтика этих дней запомнилась поэту на всю жизнь:
Я весь в мазуте, весь в тавоте,
Зато работаю в тралфлоте!
Из Архангельска Н. Рубцов в сентябре 1953 переезжает в Кировск, где учится некоторое время в горном техникуме. В начале 1955 он приехал в Ленинград, начал здесь новую жизнь простым заводским рабочим. Но осенью его призвали на военную службу. Четыре года он прослужил на миноносце Северного флота. Старшина второй статьи Рубцов был, по свидетельству сослуживцев, отличным моряком и душой команды. На флоте началась и его литературная жизнь. Здесь он начал печататься в газете «На страже Заполярья» и в издаваемом ее альманахе «Полярное сияние».
Без такой биографии не было бы поэзии Рубцова. Он все в жизни хотел попробовать своими руками. «Я вышел родом из народа», - это о Рубцове. Литературная цензура очень часто подправляла его стихи, которые ей казались очень грустными. Некоторые стихи и до сих пор выходят такими искалеченными, и там, где у поэта горела «звезда любви» издатели исправили на «звезду труда» … так они вышибали дух рубцовского мировосприятия.
Удивительное стихотворения, трогающие за душу, - «Тихая моя родина»!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
— Где тут погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу.-
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать —
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Это стихотворение появилось на свет, когда Рубцов побывал в 1964 году в Няндоме- небольшом северном поселке, где прошли его детские годы. Каждый человек непременно возвращается туда, где он родился. Встреча с прошлым почти всегда окрашена легкой грустью.
Прогулка по знакомым улицам вернула Рубцова в далекое довоенное прошлое, когда все казалось простым и понятным. Но настала война, вскоре умирает мать поэта. Однако найти старое кладбище Рубцов не смог, так как в родной Няндоме многое изменилось. Так, погост оказался на другой стороне реки, так как «между речными изгибами вырыли люди канал». В тоже время излюбленное место купания будущего поэта полностью затянулось тиной. Тем не менее, автор узнает мир своего детства и отмечает: «Тихая моя родина, я ничего не забыл».
На прежнем месте осталась школа, в которую Рубцов так и не успел пойти. Она все так же окружена свежевыкрашенным забором, на котором в детстве так любил сидеть автор. Он не смог отказать себе в удовольствии вновь присесть на него и внимательно оглядеть «зеленый простор», которым когда-то любовался, не думая о том, что время так скоротечно.
Свою жизнь, полную взлетов и падений, поэт сравнивает с рекой, которая провожает его тихим журчанием. Пройдут годы, и другие мальчишки с таким же упоением будут рыбачить на ее берегах и купаться в ее прозрачных водах. Самому же автору остается лишь вспоминать с ностальгией это счастливое время и по-доброму завидовать тем, кому еще предстоит пройти путь от детства к юности. Прожив много лет в крупном городе, Рубцов не отказывается от своей малой родины. Наоборот, он с любовью вглядывается в знакомый пейзаж из деревьев и стареньких изб. Сквозь новые краски проступают едва уловимые черты прошлого. И чем больше они кажутся знакомыми и близкими, тем яснее автор ощущает «самую жгучую, самую смертную связь» с этим забытым Богом уголком, таким родным, любимым и близким, но, в то же время, уже ставшим чужим.
Давайте почитаем еще одно стихотворение Николая Рубцова «Русский огонек». Мне оно очень нравится.
Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? —
Мелькнул в пустыне, как сторожевой…
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, — последняя надежда! —
И услыхал, отряхивая снег:
— Вот печь для вас… И тёплая одежда… —
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнём, враждой земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
— Скажи, родимый, будет ли война?
И я сказал:
— Наверное, не будет.
— Дай бог, дай бог… ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… —
И вдруг опять: — Не будет, говоришь?
— Нет, — говорю, — наверное, не будет!
— Дай бог, дай бог…
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей? Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал её старинные виденья.
— Господь с тобой! Мы денег не берём.
— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя…
Стихотворение написано в 1964 году. Лирический герой поэта — путник и странник, путешествующий по России, затерянный во времени и пространстве («бескрайнем мертвом поле»). Он заходит в дома незнакомых ему людей, и его встречают там как дорогого гостя, дают обогреться, приносят теплую одежду, бесплатно пускают ночевать.
Пейзаж в начале стихотворения строится по принципу контрастных противопоставлений. Подробно описывается «оцепеневшая» в зимнем убранстве природа: «томительный мороз», «небо, темное, без звезд», «бескрайнее мертвое поле». На фоне подчеркнуто статичной и монументальной картины, внушающей лирическому герою беспокойство, чувство неуверенности в себе, внезапно появившийся в этой снежной пустыне огонек воспринимается путником как гостеприимный очаг жизни, последняя надежда на отдых. Этот символический образ чрезвычайно динамичен: трепетное отношение к огню словно привнесено в жизнь лирического героя из глубокой древности, когда огонь был основным оружием человека в борьбе с суровой природой за выживание.
В стихотворении отчетливо ощущается дыхание эпохи 60-ых. Образ героини подчеркнуто типизирован. Сколько их, таких вот состарившихся среди пожелтевших семейных фотографий русских женщин, подобно хозяйке избы затерянных в деревнях по всей России! Счастливая жизнь прекратилась для них тогда, в сороковые, когда во все концы страны безжалостно летели похоронки и люди вздрагивали от стука почтальона, боясь недобрых новостей. Н.М. Рубцов подчеркивает, что старушка до сих пор живет переживаниями и воспоминаниями о той войне.
В стихотворении чрезвычайно важен мотив сиротства, один из ключевых для творчества Н.М. Рубцова в целом. Он неслучайно с особой остротой звучит в кульминации произведения:
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий.
Идейный смысл стихотворения заключается в следующих строках:
«За все добро расплатимся добром, за всю любовь расплатимся любовью…». поэт утверждает высокие моральные ценности, свойственные русскому народу.
И еще необходимо отметить одну особенность лирики Рубцова: многие стихотворения заканчиваются многоточием. Это своеобразный символ, заставляющий нас, читателей, думать, рассуждать, философствовать, верить в будущее, надеяться на лучшее.
Не менее интересное, на мой взгляд, стихотворение «Левитан», написанное по мотивам картины «Вечерний звон». Образы России, природы, символы веры звучат в унисон, и единство это подчеркивается аллитерациями и ассонансами:
В глаза бревенчатым лачугам
Глядит алеющая мгла,
Над колокольчиковым лугом
Собор звонит в колокола!
Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонн,-
Я слышу звон и колокольный,
И колокольчиковый звон.
И колокольцем каждым в душу
До новых радостей и сил
Твои луга звонят не глуше
Колоколов твоей Руси…
Только предполагая неотвратимый жизненный итог, чувствуя скоротечность времени, человек стремится запечатлеть движения своей души, оставить память о себе, выразить любовь и благодарность за то, что жил на земле. Читая стихотворение Рубцова, удивляешься вместе с ним каждой травинке, каждому живому существу, и в то же врем думаешь о вечном.
Формула патриотизма, созданная двумя авторами в разное время и разными художественными средствами, имеет общие истоки. В их основе лежит образ родной земли — прекрасной, но простой и близкой, лишенной пафоса и патетики.
Хотя подзаголовок произведения отсылает читателя к конкретной картине русского пейзажиста, стихотворная зарисовка «тихой родины», представленная автором в первой строфе, отличается от левитановской. В рубцовском варианте возникают деревянные «лачуги», чьи окна-«глаза» освещены лучами заката, и луг, усыпанный колокольчиками. Показателен выбор слова, обозначающего деревенское жилище: в нем, выделяются оттенки значения, которых нет на полотне Левитана, — бедность, ветхость и разрушение. Такие чувства оставляет другая работа художника, картина «Над вечным покоем». Очевидно, что стихотворение создано под общим впечатлением, которое вызвала живопись, близкая Рубцову по духу.
В произведении, названном фамилией художника, к образу солидного соборного колокола присоединяется скромный «младший брат» — луговой колокольчик, который наделяется способностью издавать звон.
Звукопись становится лидирующим художественным приемом, использованным в стихотворении. В небольшом тексте можно насчитать более десятка примеров, когда при помощи аллитерации и ассонанса выделяются гласные «о», прежде всего в сочетании с согласными «к» и «л». Применяя эти фонетические средства, автор передает гулкую и звучную музыку колокольного звона. Она достигает особой силы во второй строфе, где слово «звон» повторяется в трех из четырех строк, как бы заполняя собой все пространство.
Мелодия достигает особой силы и задушевности, поскольку она исходит не только от церковных колоколов, но и от луговых цветов. Проникновенные гармоничные звуки способны тронуть сердце лирического героя, наполнить душу радостными эмоциями и наделить ее новыми силами.
Две картины — написанная красками и сотворенная при помощи рифм — при всей «вещной» детализации объединяет общая философская идея. Православные ценности и память предков неотделимы от «звонящих лугов», неброской гармонии русской природы, будь то собор, возвышающийся среди зелени трав, или монастырь, выросший у речной излучины на опушке леса. Те, кто постиг мудрую правду этого единства, способны преодолеть мирскую суету и открыты для духовного возрождения.
Нередко в произведениях писателей и поэтов можно встретить изображение грозы на море и в степи, в городе и в далекой деревне, в лесу и на станции железной дороги, в начале марта и в разгар душного лета. Все писатели-прозаика и поэты рисовали ее по-разному. В стихотворении Рубцова «Во время грозы» тоже молнии, кромсающие мрак и бороздящие небо, тоже тревожный и беспредельный простор:
Внезапно небо прорвалось
С холодным пламенем и громом!
И ветер начал вкривь и вкось
Качать сады за нашим домом.
Завеса мутная дождя
Заволокла лесные дали.
Кромсая мрак и бороздя,
На землю молнии слетали!
И туча шла, гора горой!
Кричал пастух, металось стадо,
И только церковь под грозой
Молчала набожно и свято.
Молчал, задумавшись, и я,
Привычным взглядом созерцая
Зловещий праздник бытия,
Смятенный вид родного края.
И все раскалывалась высь,
Плач раздавался колыбельный,
И стрелы молний все неслись
В простор тревожный, беспредельный.
Произведение избавлено от предисловий. Оно начинается столь же неожиданно, сколь гроза, описанная в нем. Недаром самое первое слово в тексте – наречие «внезапно». Рядовое природное явление у Николая Михайловича представляется едва ли не как масштабная катастрофа. Прорвалось небо, на землю обрушились гром и холодное пламя. Разгулялся ветер, вкривь и вкось качающий сады. Лирический герой предощущает опасность, чувство тревоги усиливается буквально с каждой строчкой. Во второй строфе Рубцов отдает предпочтение глаголам и деепричастиям, благодаря которым стремительно развивается действие. Лесные дали скрылись за мутной завесой дождя, молнии начали слетаться на землю, кромсая мрак.
Первая половина третьей строфы – продолжение усиления грозы. Изображение кричащего пастуха и мечущегося стада – кульминационная точка стихотворения. Далее следует момент успокоения. Рубцов упоминает церковь, молчащую набожно и свято, не боящуюся природных катаклизмов. Православные мотивы в той или иной степени нередко встречаются в произведениях поэта. Например, в стихотворении «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны…» лирический герой признается, что жаль ему «разрушенных белых церквей». Мысль довольно смелая для человека, живущего в СССР, где официально провозглашен атеизм. По-видимому, Николай Михайлович был человеком верующим. Основное тому подтверждение – его лирика. Кроме того, известно об интересе, который Рубцов проявлял к храмам во время поездок по вологодской земле, о его беседах с православными батюшками.
В начале четвертой строфы стихотворения «Во время грозы» лирический герой сообщает, что разворачивающееся перед ним действо он наблюдает, молча, задумавшись. Кажется, ему удалось успокоиться, преодолеть тревогу. К сожалению, это не так. Далее грозу герой называет «зловещим праздником бытия», вид родного края – «смятенным». В финале и вовсе простор характеризуется как «тревожный, беспредельный». Есть в последней строфе и еще один чрезвычайно важный момент. Речь идет об упоминании раздающегося колыбельного плача. Для Рубцова неотделимы друг от друга гроза и продолжение жизни, вечный ее круговорот.
Поэзию Рубцова можно сравнить с пейзажной живописью А. Саврасова. Конечно, это делать надо осторожно, не буквально соотносить сюжет стихотворения с картиной (разные виды искусства отражают жизнь и познают ее разными по-своему формами), но найти общее в настроении, заметить общий подход к раскрытию пейзажа, услышать искреннюю, единую взволнованность, обнаружить обобщенный образ природы через конкретную зарисовку – это возможно. Общее обязательно будет, ведь и художником слова, и художником кисти руководит безграничная любовь к родной земле. Оба умеют отыскать в простом, обыкновенном глубоко трогательные и часто печальные черты, которые чувствуются в нашем родном пейзаже и так неотразимо действуют на душу.
Вспомним картину А. Саврасова «Грачи прилетели». Все в ней знакомо каждому: и заброшенная церквушка на окраине, рыхлый грязный снег. Он тусклый и потому не дает блики на свету. Несколько голых берез - кривых и изломанных. За ними виднеется черное поле, серый горизонт. Небо, покрытое облаками, больше серое, чем голубое.
Стоит посмотреть внимательнее, и мы видим признаки весны - огромную проталину с водой с правой стороны, луч солнца, освещающий картину откуда-то извне. А еще мы видим то, что нарисовать невозможно, но можно изобразить - воздух. Алексей Саврасов был большим мастером именно по изображению воздуха, который и давал его картинам чувство, дыхание, наполненность. Картина наполнена воздухом - весенним, свежим, теплым. Грачи облепили ветки березы, вернулись в свои старые гнезда, которые покинули осенью. Так и хочется сказать словами самого Рубцова:
Тихая моя родина!
Ивы, реки, соловьи…
Как согласуются они с картинами И. Левитана «Золотой плес», «Вечерний звон». Тишина, закат, небо, красивые березы – мастерски воспроизведен типичный русский ландшафт на каждой из них. Исаак Ильич Левитан умел находить в любом пейзаже необычайную глубину, гармонично сочетая при этом сложную философию человеческой жизни с девственной чистотой русской природы.
Художник мыслит красками, и цвет, и свет, и композиция картины помогают ему создавать и аллегорический образ родины, и высказывать свое состояние. Может быть, поэзия делает это быстрее и доходчивее, чем живопись, так как зрительный образ в поэзии создается воображением поэта и читателя, а художник предлагает уже свой готовый образ. Но вряд ли кто из живописцев отказался бы от слов признания Н. Рубцова:
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
Поленовские бытовые и пейзажные зарисовки, например, «Бабушкин дворик» тоже навевают желание провести параллель с лирическими произведениями Николая Рубцова о родном крае, о местах, где побывал, и к которым хочется возвращаться душой:
Там поле, небо и стога,
Хочу туда, - о, километры!
Меня ведь свалят с ног снега,
Сведут с ума ночные ветры!
И звукопись стихов, и живописность картин одинаково производят удивительное впечатление на того, кто прикасается сердцем к поэтическому образу, созданному поэтом и художником.
|
